Предыдущий главный редактор, безвременно ушедшая Ирина Шипова, задавала спокойный и основательный академичный тон. Новая версия Анны Мартовицкой – более динамичная, журналистская, интерактивная в прямом смысле слова (читатели задают вопросы, и на некоторые из них отвечают архитекторы и другие ньюсмейкеры). Печатный журнал имеет параллельную интернет-версию, возглавляемую Александром Змеулом, и это не дубль.

Относительно концепции журнала. Это идеальное издание для архитекторов. Отличный дизайн, постройки даны крупно и подробно, как архитекторам нравится. Именно за это они всегда ценили журнал DOMUS (в том числе русскую версию), а «Проект Россия», наоборот, упрекали за мелкость и недостаточность картинок. Темы номеров Speech связаны с типологией: промзоны, метро (номер 13) или архитектура для детей (номер 14). Это тоже понятно и полезно архитекторам, можно использовать подборку журналов как библиотеку и справочный материал. «Проект Россия», напротив, темы номеров связывает с проблемами, что, на мой взгляд, интереснее, но для архитекторов менее удобно, поскольку их занимает, прежде всего, поиск визуальной информации и созерцание новых форм.

Номер получился очень информативный. Из него можно узнать всё про метро, его историю и современность, урбанистический и экономический контекст. Кроме того, номер хорошо сбалансирован. Наряду с подробно данными проектами в Амстердаме, Дубаи, Гамбурге, Будапеште, Лейпциге и т.д. есть обзорные статьи, интервью с архитекторами и чиновниками. Мне понравился выбор объектов: они яркие и действительно дают представление о том, что сегодня происходит с типологией метро. У журнала замечательная команда и замечательные приглашенные авторы из разных стран. Их тексты представляют собой некий спектр архитектурной журналистики, разной у немцев и у русских, но во всех случаях добротной. В целом журнал состоялся. Все самое главное в нем есть. Для архитекторов, заказчиков, строителей, журналистов, чиновников.

Теперь о том, чего не хватает лично мне как архитектурному критику. Причем это проблема не конкретно Speech, а общая для большинства журналов. Тексты пишутся старательно, но отличаются от пресс-релизов лишь дополнительно сделанным исследованием. Статьи очень выигрышны, когда автору удалось увидеть постройку живьем, и он делится непосредственными впечатлениями. Но. Совсем нет попыток навести мосты между архитектурой и культурой, рассмотреть семантику зданий, найти любимый теоретиком Александром Раппапортом смысл.

Например, метро. Такая нагруженная символическими смыслами тема, особенно в России. Если бы, скажем, Григорий Ревзин или Владимир Паперный писали статью про метро в СССР, наверняка сказали бы про сходство с соборами, про подземные дворцы для народа, про то, что некий подземный культ метро заменил советскому народу отсутствующую религию, и именно эта «сублимация наоборот» поспособствовала архитектурной и культурной уникальности московского метро.

Или анализ объекта Чипперфильда (в интернет-версии Speech). Про Город Правосудия пишут, что он не навевает страха, потому что корпуса разных цветов и стоят не параллельно друг другу. И всё. А вещь-то на самом деле страшная, пророческая. Очень телесные каменные фасады совершенных математических пропорций, как всегда у Чипперфильда. При этом жутко монотонные. Тысячи одинаковых окон, за 25-м окном неотвратимо следует 26-е и т.д. Неотвратимость наказания, неумолимость правосудия, припомаженная разными цветами. Это прообраз суда будущего: судить вас, господа, будет компьютер. Берегитесь, он не ошибается. У фасадов ни верха, ни низа, ни капли антропоморфности, только окна как-то с человеком с соотносятся, но они, повторюсь, абсолютно одинаковые, так что никто в ваши особые обстоятельства вникать не будет. Вот и задумаешься, что лучше: беспристрастность компьютера или человеческий произвол.

Зрение и слух – чувства теоретики. Архитекторы – люди визуальные, не слуховые. У архитекторов гипертрофировано зрение и пространственное чутье, они мыслят формами. Совместить зрение и слово могут только искусствоведы, они же архкритики. Профессиональное занятие архкритика – думать. Для того чтобы переводить архитектуру в слово и связывать ее таким образом с культурой, философией, литературой. Но, поскольку смысл этого занятия не сиюминутный, а рассчитан на вечность, - а в вечность никто не хочет инвестировать, - то архкритика сегодня не востребована.

Вот поэтому и здания русского модернизма, хотя и элегантны визуально и безупречны функционально, бедны смыслом (за исключением местных контекстных деревянных). Потому что никто не пытается «читать» западную архитектуру, встроиться в ее смысловой поток. Все в основном берут пластические приемы, не разбираясь, что они значат. Поэтому и кризис идентичности. Понимаете, недостаточно сказать, что Цумтор в капелле брата Клауса сделал пространство в виде спирали. Надо сказать, зачем он это сделал, показать, чем его смысл отличается от классической капеллы и от Роншана Корбюзье. Тогда немножко прояснится «а чего это мы тут». А так архитекторы предпочитают оставаться внутри пластических форм, не выходя в область слова и семиотики, и делая вид, что им это не нужно.

Журнал называется «Речь». Это обязывает. Пока архитектура остается немой. Но слова имеют власть. Может быть, за названием последует развитие.